Я не болен. Просто в октябре я чувствую себя так, будто мои внутренности грызут дикие звери.
Габриэль Гарсиа Маркес
Небо настолько серое и низкое, что хочется приподняться на цыпочках и толкнуть его повыше, чтобы оно не цеплялось за макушку. Мы нарядились и вышли в свет. Я постоянно одергиваю короткое кожаное платье, которое с удовольствием сменила бы на мешковатый мягкий свитер.
А потом вдруг становится очень уютно, когда маленькой компанией мы оказываемся в круглосуточном кафе. Время идет неспешно и мы уже готовимся встречать рассвет.
Несмотря на то, что мы не самые близкие друзья, глинтвейн, холодная осенняя ночь и пересменка между ночью и утром толкают нас на откровенные разговоры.
Мы говорим о друг друге и о чувствах. Я знакома с этими людьми уже лет 5, но совсем их не знаю. А сегодня я слушаю, киваю и узнаю их лучше.
Октябрь на пересечении ночи и утра- замечательно время, чтобы поговорить о любви и о сердцах разбитых, а потом тщательно склеянных.
Некоторое время назад я поймала себя на мысли, что стала очень и очень циничной. Вот друг рассказывает о несчастной любви, вот подруга жалуется на неуважительное отношение парня, а вот другая подруга не может оборвать то, что продолжаться дальше уже не может. Я их выслушивала и говорила о том, что любая ситуация- это наш осознанный выбор. Хочешь оставаться в ней- мучайся, хочешь освободиться- рви. Что может быть проще? Один из моих друзей не выдержал и отчитал меня, что в этой схеме никак не помещается любовь. Я только плечами пожала, ну какая любовь может быть, если один из партнеров несчастен, мучается, обманывается. К конкретному решению мы так и не пришли, тему закрыли.
И вот октябрьской ночью, болтая об отношениях, я не просто вспомнила, а кожей ощутила, что могут испытывать люди. Я вспомнила себя лет 5, 7, 9 назад. Вспомнила чувства, когда сердце рвется. и как потом страшно обмануться, начать новое, попробовать. А чем старше, тем сложнее рискнуть, попробовать еще раз, впустить кого-то в свою жизнь. И глядя на своих собеседников, я не рассматривала их неразделенную любовь, страх перед новыми отношениями, как что-то не укладывающееся в формулу "быть счастливым или несчастным- только тебе решать". Я смотрела на них, как на живых людей, которые пробуют, ошибаются, зализывают раны, и уже более осторожно, имея приличный опыт, пробуют снова. И я подумала, что и правда, нужно иметь большую смелость и храбрость, чтобы открываться другому человеку, отдавать себя без остатка, вверять ему себя. Некоторым в этом везет меньше, чем другим.
На рассвете мы с Л.вернулись дмой. Не думаю, что он заметил во мне какую-то особую перемену. Но с того октябрьского утра я снова могу по-настоящему сопереживать людям.